Соленый берег - Страница 34

— Как хорошо, что мы нашли такое место, теперь будет повеселее. Стоило отойти от точки подальше — и находка, и какая удачная… Мы с тобой, Аня, мало ходим. Помнишь вчерашнюю вершину? Мало ходим…

— Тяжело, Сереженька, было.

Высоко в небе пролетали маленькие белые облака, временами закрывая солнце, и тогда по траве, по озеру пробегали легкие тени. Становилось прохладнее, осинки шумно шелестели. Открывалось солнце — и все замирало. Было слышно, как совсем рядом шуршит в лозняке река.

— Как спокойно. Так бы и остался здесь совсем.

— На работу надо, — вздохнула Аня.

— Да, скоро контрольный замер…

Аня положила голову на его колени и, глядя снизу на него, сказала:

— Сережа, это ничего, если я на несколько дней съезжу домой?

— Куда — домой? — не понял Сергей.

— В город. Домой зайду, с Веркой повидаюсь. А потом, ты не забывай, зима на носу, а у нас никаких теплых вещей. Надо подкупить что-нибудь.

— Да ты что, Аня? — Сергей встал, растерянно глядя на Аню. — Ни с того ни с сего в город…

— Ну как ни с того ни с сего… Я же тебе объяснила. Пока погода держится, надо съездить. Сам подумай, снова пойдут дожди, вертолета не дождаться, а там и заметет. Что тогда делать будем?

— У нас же есть спецодежда.

— Ну и что? А белье, для дома чего-нибудь… да мало ли чего нужно.

Аня осторожно прошла по сильно прогибающимся доскам в конец нырялки. Нагнулась помыть ноги. Нырялка заскрипела. Аня пошатнулась.

— Помоги, — попросила она, протянув руку.

Она присела, сильно выгнув спину, так, что кожа на бугорках позвоночника побелела, плечи заострились. Аня показалась ему такой маленькой, слабой. Почти ребенок. Теплая волна нежности подкатила, и сладко сжалось в груди. Сергей подумал: «Господи, ну конечно ей надо отдохнуть. Какие могут быть разговоры о покупках? Какое белье? Ей надо просто отдохнуть от этой глуши, от этой реки, от этих немых, страшных своей кажущейся безмятежностью великанов: елей, кедрачей, что исподволь давят на душу. Конечно, к этому нелегко привыкнуть, особенно ей, принимавшей море и лес во время воскресных выездов на природу только как красивую картинку, которая усиливает ощущение праздника. Как я сам не мог догадаться, что ей нужно, когда видел ее взгрустнувшей, молчаливой… Разве так трудно было мне понять раньше, что к новому образу жизни ей надо еще привыкнуть, а мне — к тому, что путь этот не будет безоблачным. Она же совсем ребенок, а тут на нее сразу столько всего обрушилось. Да и работа у нас не самая приятная и легкая».

Сергей мягко взял ее за локоть. Никакой тяжести в руке он не чувствовал. Только тепло.

Аня улетела на следующий день, прихватив с собой таежных гостинцев: банку сушеной дикой малины и пару вяленых ленков. В последнюю минуту к ней подошел Пашка и, вытащив из-за пазухи письмо, глядя в бороду, сунул Ане.

— Жене? — спросил Сергей, когда вертолет взвинтил свои лопасти и они отошли в сторону.

— Жене, — ответил Пашка, жмурясь от горячего ветра, которым обдал, поднимаясь, вертолет. — Думаю в следующем месяце отпуск взять. Съездим куда-нибудь. Отдохнуть надо.

— Правильно. Поезжайте в город, на море.

— Посмотрим. С женой надо посоветоваться.

— С бородой не жалко будет расставаться?

— Добра-то.

Сергей ждал Аню, как договорились, через неделю. Но уже в тот же день, под вечер, затосковал. Ворочаясь в ставшей вдруг такой неуютной, чужой постели, представлял, где сейчас Аня, что делает, о чем думает. Мир, в котором они жили, раскололся, рассыпался, и показалось странным, что здесь, где остался он, ничего, по существу, нет. Только бесконечный унылый шум листьев за окном, тугие хлопки ветра по крыше, потрескиванье угасающих углей в печке, лениво ворочающаяся в берегах река. Все там, где Аня. Невидимое, неслышимое. Страшное своей неосязаемостью и в то же время существованием, в которое не верить еще страшнее.

На следующий день он пошел на озеро. Вода, отражая затянутое тучами небо, потемнела, но была чиста и прозрачна.

Он прошел к нырялке. Ее конец уже стоял вровень с водой, но еще не высох. Трава, что они в прошлый раз примяли, уже поднялась и туго гнулась под ветром. Сергей прилег и, закинув руки за голову, стал смотреть на лохматую, тяжелую ель, одиноко вставшую среди осинника. Сверху чуть слышно крошились хвоинки, их сметало в озеро и тихонько гнало к противоположному берегу.

Купаться не хотелось. Почему-то не хотелось сегодня тревожить покой озера, его тишину. Хотелось, чтобы оно осталось таким, каким они оставили его с Аней. Он начал думать о том, как они снова придут сюда. Они придут сразу же, как только вернется Аня. Аня по дороге на озеро расскажет ему все городские новости, о ребятах, с кем удалось повидаться… И надо будет обязательно прихватить с собой удочки-закидушки. Река рядом, пока будем купаться, что-нибудь возьмется на крючок, и можно будет приготовить уху. Я ее сразу же угощу ухой, она, наверно, соскучится по ней. Глупый, сказал он себе, она соскучится по тебе, какая может быть уха. Но, если она все же захочет, отчего бы и не сварить? Для нее я сварю всю рыбу, какую мне только удастся поймать в этой реке. И если она захочет, я только этим и буду заниматься.

Хорошо бы к ее приезду поймать настоящего тайменя. Вот будет восторгов! Она с какими-нибудь конфетками, а у меня таймень с нее ростом. Вот будет здорово! Надо будет с Пашкой поговорить, как и где его брать… А когда мы устанем говорить, купаться, читать и есть уху, мы просто ляжем и будем о чем-нибудь думать, а если устанем и от этого, мы будем молча глядеть на эту ель, слушать, как падает хвоя, как поднимается все выше и выше наше счастье…