А потом они предприняли поход к горной вершине, что сияла над головой снегами. За все лето ее не взяли ни солнце, ни дожди. Мысль была проста и увлекательна — набить полные рюкзаки снега и принести его на метеоплощадку. Они не отдавали себе отчета в том, для чего им снег. Просто казалось, что снег в августе сам по себе — вещь замечательная. Уже в пути Аня, со свойственной ей практичностью, предложила будущий снег использовать для маленького холодильника. «У нас будут настоящие коктейли!»
Они вышли утром и надеялись к вечеру вернуться. Но, как только они вошли в пояс разнолесья, обложившего подножье горы, поняли, что за один день у них ничего не получится. Кругом располагались мощные завалы бурелома, который, чем они поднимались выше, становился гуще, темнее. Пробовали пойти в обход, но это отнимало много времени и сил. Тогда они достали еду, пообедали и отправились назад. Не обошлось без происшествий. Аня в зарослях чертова дерева расцарапала ноги, а Сергей, перебираясь через обомшелый ствол, провалился в него по пояс, и Ане стоило больших усилий извлечь его оттуда. Случай пустяковый. В другое время они бы посмеялись над ним. Но в этот раз смеяться не хотелось, более того — не хотелось даже смотреть друг на друга. Отчего-то им обоим сделалось стыдно.
Возле избушки они оглянулись на гору. Два каменных пальца, освещенных заходящим солнцем, мрачно горели, рассыпая на снегу красные отсветы, и тени их медленно спускались к обширному поясу гольцов.
На следующий день они решили сходить за грибами. Тайга встретила сыростью. Аня сразу же наткнулась на семейство подосиновиков, едва заметных из-за высокой подстилки, в которой нога проваливалась по щиколотку. А Сергей взял пару великолепных, налитых обабок. Их толстые прохладные ножки были иссечены синими стрелками — росписью палой хвои, через которую продирался гриб. Потом мелькнула цепочка больших и малых груздей с нежной, словно из ваты, опушкой по краям. Шляпки рыжиков были до краев налиты рыжей же водой, и Сергей, шутки ради, осторожно, чтобы не разлить, срезал парочку и предложил Ане выпить за удачный промысел. Аня, пригубив, в свою очередь предложила закусить ее подосиновиком.
День начинался весело, ведра быстро наполнялись, и они уже подумывали возвращаться, когда впереди, за осинником что-то мелькнуло. Они прошли по высокой густой осоке и увидели озеро. После дождей оно, видимо, поднялось. В воде колыхалась луговая трава. Казалось, только тронь, и его отсвечивающая лесной зеленью вода прольется и сомкнется с зеленью берегов. Они прошли еще немного и наткнулись на маленькую нырялку. Дальний конец ее был притоплен и почернел. С берега доски были белы, меж ними рос высокий, сильный подорожник. Слева от озера, за кучкой осинок и тополей, открылась заброшенная деревенька с заваленными крышами домов, черными, выбитыми окнами. Повсюду бурьян. Особенно его было много там, где проходила улица. Бурьян рос и на самих домах: на крышах, стенах, подоконниках. Сергея особенно поразил один куст. Махровый, серебристый от пыльцы, он расположился на козырьке колодезного сруба. К нему тянулись клочковатые листья резухи.
— Мне про эту деревню Пашка рассказывал. Бросили ее в прошлом году. Заливало, — сказал Сергей.
— Какая жалость. — Аня сняла с головы платок и накрыла им грибы.
— А ведь когда-то здесь жили. Ты представь — любили здесь… Возле этого колодца собирались. Пацаны бегали. Они… Это они, наверно, устроили нырялку. Страшен пустой дом, а такая деревня… Как будто война прошла, и все из-за реки…
— Сережа, если есть нырялка, значит, в озере купались! — воскликнула Аня.
Аня, на ходу сбрасывая с себя платье, побежала к озеру. Споткнулась, упала со смехом. Вскочила, проверила воду босой ногой.
— Сережа! А водичка — первый сорт! — крикнула она и побежала к нырялке. И вдруг он увидел, как она, выбежав в самый ее конец, с улыбкой глядя на него стала раздеваться совсем. Кипящий в листве полдень, блеск озера, посреди которого стоит она, такая, какой он ее ни разу не видел, ошеломляющая своей незащищенностью. Он, словно в лихорадке, далеко от себя бросая одежду, думал о том, чтобы успеть добежать до нее прежде, чем она бросится в воду. Побежал, не чувствуя, как полосует бедра и живот осока, и тут увидел, как она, гибко согнувшись бросилась в воду, легко и свободно скользнув в нее. Ещё мгновение — и вода взорвалась миллионами брызг. Он поймал Аню уже в воде и, с трудом удерживая скользкую как как рыба, понес на руках назад к берегу, целуя ее то в плечо, то в голову, то в грудь, не слыша ее смеха, звучащего чисто и счастливо.
Они уснули почти одновременно и проснулись от того, что сомкнувшаяся над ними трава стала медленно колыхаться, разгоняемая ветром. Тогда они снова пошли к озеру и не торопясь, бок о бок, поплыли вдоль берега. Они вышли, когда в голове стало позванивать. Вода действительно была очень теплой. Озеро только местами было Сергею с головой и его хорошо прогревало. Как-то не верилось, что здесь, рядом с рекой, от одного взгляда на которую по коже пробегал холодок, может быть такая вода.
— Как здорово! — ложась на теплые доски нырялки, сказала Аня. — Кто бы мог подумать… Ты знаешь, мне даже показалось — мы с тобой никуда не уезжали. Мы в море купаемся… дома… Прелесть, а не озеро. Как жалко, что раньше мы про него ничего не знали.
— Еще бы не жалко!
— Было бы оно немного поближе.
— Да ничего. Километров пять-шесть не больше.
— Лучше, если бы оно было поближе.
— Лучшая купальня — это ванная.
— Ну, ты скажешь тоже.